Тюрин Александр - Подъем Атлантиды, Война 'грязных' Ног И Завоевание Холода
Александр Тюрин
Подъем Атлантиды, война "грязных" ног и завоевание холода
(заметки об "истории" двадцать первого века)
0. Прелюдия
На предложение цыганки: "Позолоти ручку, дорогой, и я тебе
погадаю" редко кто отвечает радостным согласием. Есть, есть в
нас подсознательный страх перед прогностикой, такой же как перед
черными кошками, червяками и мышами. Сидит в нашем подсознании
некий сторож, который словно бьет гадателей по рукам и
приговаривает: "Не лезь в мое будущее, не напортачь там. " Во
времена более суровые, чем наши, прогностам улыбалась инквизиция
и аутодафэ. Вот и знаменитый принцип Гейзенберга примерно о том
же: "Наблюдение за объектом микромира меняет его поведение. " А
наше будущее, как мне кажется, еще более тонкий объект, чем атом
или протон.
Но есть один выход из положения. Можно представить себя не
прогностом, смотрящим в будущее "а ля цыганка", а историком
скажем двадцать второго века, для которого век двадцать первый
- это уже потертое прошлое, перевернутая страница, не вызывающая
особых эмоций.
(Не раз уж замечал, что страшная резня в каком-нибудь
занюханном столетии или даже в недавнем прошлом у наших историков
пробуждает не ужас, а разве что законное академическое
воодушевление своей "грандиозностью" и "прогрессивностью". )
И вот в 22 веке сядет такой, с позволения сказать, историк на
облако из сверхлегкого поролона, наполненного сверхдешевым
гелием, засунет в разъемы на своем черепе мыслепроводы, идущие от
инфосокровищниц, и начнет размышлять. Примерно следующим образом:
1. Чем двадцать первый век был похож на двадцатый
Век двадцать первый был похож на двадцатый век примерно так,
как похож "Мерседес" на "Запорожец". Больше лошадиных сил,
легированной стали, процессоров, пластика, но принцип тот же -
движок внутреннего сгорания и четыре колеса.
Ведь по сути не закончены были процессы, стартовавшие еще в
восемнадцатом столетии - индустриализация, урбанизация
(отрыва человека от естественной среды обитания) и самое главное
- глобализация хозяйства и политики. Как ни смешно, но
стартовало все это в Англии, ныне превратившейся в сплошной
аттракцион, где каждый может за небольшую плату стать лордом
или купить принцессу-роботессу в натуральную величину.
Двадцать первый век, как и двадцатый, был характерен не
увеличением абсолютной бедности, а взлетом амбиций, ожиданий,
потребностей, снижением порога терпимости. Особенно это
касалось миллиардов людей, живущих в слаборазвитых странах.
Каждый, от эскимоса до последнего пигмея, видел мыльные оперы о
шикарной жизни с грандиозных экранов, напыленных на айсберги или
спроецированных на сгущеные облака.
В двадцать первом веке, как и в двадцатом, продолжался распад
морали - морали как способа группового или национального
выживания. Это сопровождалось гибелью национальных культур,
обычаев и традиций. Не "чти отца своего", а вкати ему дозу ЛСД,
чтобы вырезать ему почки, продать их за сорок тысяч долларов и
поступить в Гарвардский университет.
В каком-то смысле мировая ситуация начала двадцать первого века
стала повторением на новом витке европейской коллизии начала
двадцатого века - обе привели, как известно, к цепочке войн и
революций. И оба этих витка со столетним шагом относятся к одной
спирали развития, называемой "построение общества массового
потребления".
Схожих черт у обоих витков было предостаточно. В начале двадцать
первого века, как и в начале двадцатого, снова произошло
массовое вторжение новых технологий, котор
